Prototype466. Роман о современном искусстве, антироман - Симон Либертин

Позже в разговоре, я перекинулся на эту тему парой слов с Беном:

– Может быть, дефенестрация, скидывание с лестницы – это у вас такой иезуитский способ слива?

Мне вторил Ульрихт, подтрунивавший над Беном:

– На дворе 2014 год, Бен, что у вас за средневековые методы?

– Смешно. – уничижительная ухмылка, – Смешно, но сомневаюсь, что это тянет на дефенестрацию – ведь так называется казнь через выбрасывание из окна, а у нас – лестница. Как на латыни будет «лестница»?

Нельзя было сказать, что Джулиан ушел из жизни бесследно – он оставил после себя в культурном пространстве: 9 фильмов, вышедших в прокат, 4 из которых были признаны шедеврами, один незаконченный проект фильма, таинственную картотеку, которую он называл Zettelkasten4 – о ней речь пойдет далее, дом в Ноттингхилле, и самое главное – свою волшебную дочь Николь.

На следующий же день я пересказал ситуацию и показал эти сообщения Николь, и не то, чтобы она удивилась – она не понаслышке знала, насколько Джулиан дорожил своей картотекой, ведь картотека, в каком-то смысле, все эти долгие годы выступала его собеседником. Вынимая давние карточки, он сталкивался с посланиями из прошлого, выдержками из собственных черновиков, забытыми идеями и заданными в будущее вопросами.

Николь показала мне снимки, сделаннные на семейном праздновании Рождества. На них были лишь трое – миссис Вендерс, Николь и Джулиан – камерная семейная идиллия, за которую хочется ухватиться. Фотографии были интересны тем, что на некоторых из них Николь впервые запечатлела большой архив-картотеку отца, стоящую в каркасе из покрашенного в матовый черный металла. Картотека находилась в подвале и представляла собой длинный ряд старых, черных картотечных шкафов. Судя по прямоугольным дырам, некоторых полок на момент снимка не было на месте.

Джулиан был как никто из современных режиссеров скурпулезен в своем творчестве. Его картотека была настощей машиной творчества, и с годами, когда карточек было уже слишком много, она стала его надежным собеседником. Картотека с немецким названием Zettelkasten, которую он вел почти 20 лет, по словам Николь незаметно для него самого стала чем-то вроде несимметричного подобия Джулиана – о симметрии говорить не приходилось, она была огромной и уже начала преодолевать изначально заданные физические границы его кабинета.

Нам было известно, что в картотеке должен храниться последний сценарий Джулиана с рабочим названием «Железный драматург». Конечно, технически, Джейсон мог схалтурить, и сам взяться за сочинение рукописи и выдать ее за текст Джулиана, но как у любого сложившегося художника у Джулиана были свои художественный язык и неповторимый стилистический почерк.

Картотека, вроде бы, помимо загадочного «прочего» содержала большое количество не представляющих ценности черновиков, Джулиан разворачивал различные свои прежние идеи под разными углами. Технически, весь образованный этим архивом интеллектуальный горизонт занимало собой осмысленное и изощренное автоцитирование.

– Твой отец был популярен своим амплуа человека, который давал зрителю пощечину и оплеуху, а в последнее время так вовсе без остановки хвалил Достоевского. Что в этом коробе, стопка эссе о Тарковском? Неужели уцелевших материалов недостаточно, чтобы обеспечить тебе безбедную старость?

– Нет, потому что здесь речь явно идет о чем-то особенном, Джейсон.

Мне в это не особо хотелось верить в силу смутно грозивших мне, в таком случае, авантюрных обязательств.

– Не понимаю, зачем гоняться за картотекой, если мы даже не знаем, что в ней? – спросил я, стараясь переманеврировать противника.

Она замолкла, собираясь с силами, но даже и не думала отчаиваться.

– Ты правда считаешь, что папа стал бы писать малознакому приятелю его дочери и умолять его сохранить черти-что? Мы не особо-то общались, но он наверняка видел твою симпатию ко мне, поэтому в ней должно быть что-то глубоко личное.

Николь приехала в уединенный британский дом Джулиана, чтобы побродить по тропинке между гипсовых цикадных клумб среди все так же коротко остриженного газона, вызвать застывшие чувства и вспомнить цветы в оградах из замшелого кирпича.

Как бы ты ни старался убежать от значимых для тебя в прошлом зданий, ваши отношения с этим ключевым пространством навсегда останутся в коконе, станут бесконечным сиквелом к приквелу, который не удастся полностью нейтрализовать и заглушить уже никогда.

Приехав в его старую квартиру в Community District 5 Бруклина с Николь, мы бросились к картотечным стойкам, из которых вразнобой высовывались металлические ящики. Казалось, кто-то в спешке изучал их содержимое, но вскоре бросил это занятие, благо в спешке в таком обширном массиве сориентироваться невозможно.

Почти мгновенно мы сообразили, что нашего короба среди них нет… зажатое между A7 и C7, на месте, на котором должен был распологаться картотечный ящик B7 зияла утопленная вглубь корпуса массива квадратная пустота.

Мы тщетно перерыли все ящики в поисках какой-нибудь схемы или легенды того, как, собственно, картотека была организована. Видимо, испытывая какое-то смутное предчувствие, оказавшееся оправданным, Джулиан счел необходимым написать мне. Возможно, он написал мне на всякий случай, желая позже списать все на действие алкоголя и не желая ставить Николь под удар… Тем, что там могло находиться. Одним словом, мне уже и самому было жутко интересно, что же, в конце-концов, находится в ней.

Вскоре после этого в квартире Джулиана и вовсе случился пожар. Полицейские сославлись на ненадежную проводку, но из этой его крепости в Ноб Хилл, Сан-Франциско пропала оставшаяся часть картотеки – исчезла вместе с металлическими ящиками и остальными конструкциями. Пропала – мягко сказано, – ее похитили.

Парой дней позже Поусон в конфиденциальном телефонном разговоре осторожно намекнул мне, что по его информации, полученной им из надежного источника картотека Джулиана все-же уцелела и предложил встретиться.

Мы встретились с Фредериком на стройке объекта с рабочим названием Опера тысячелетия – крупный государственный проект. Протянув мне каску, он отвел меня в коморку, игравшую роль столовой. То тут, то там сновали рабочие в желтых касках, иногда группируясь в подобие человеческого кластера вокруг прораба.

Сидя за столом, покрытым клеенкой с логотипом неизвестной ему бейсбольной команды, Джейсон разговаривает с Поусоном о потерянной картотеке и ее злосчастных коробах:

– Я вчера виделся с Беном, обсуждал с ним дела-делишки. И у меня есть для тебя новости.

– Он случайно не сказал, где эта чертова картотека? Николь на ней помешалась.

– Бен рассказал мне, что они вывезли картотеку в его особняк где-то по соседству в том же Ноб Хилле. Не думаю, что какие-либо из коробов могли потеряться. Но новость не в этом. Новость в том, что Бен заинтересовался твоими работами и персонально тобой.

– Фредерик, нам с Николь очень нужен один из ящиков его картотеки.

Он говорил со мной, безмятежно доедая бургер, из которого вывалился лист салата. После, он шесть раз прошелся клетчатой салфеткой по губам и вытер пальцы.

– Не думаю, что теперь это возможно. Впрочем, если ты готов перетирать вопросы с бритыми под ноль быками и спать со стволом под подушкой, то, конечно – вперед, можешь попробовать. Да, звучит страшно, ведь у парней Бена яйца точно не полопаются.

Джулиан рассказывал нам с одной из своих истлевших в огне карточек:

«В молодости я увлекся работами немецкого социолога Никласа Лумана. У него я позаимствовал метод организации знаний на карточках, при котором картотека уже через неделю-другую почти магическим образом становится вашим собеседником и альтер-эго. Тогда я просто хотел протестировать это ее свойство, но ведение и работа над карточками быстро вошли в привычку». Судя по нескольким уцелевшим, хоть и истлевшим в огне карточкам, Картотека его была организована как три десятка больших коробов с карточками, связанных многомерными шифрами на угловых полях и поистинне обширным количеством тем и ключевых слов: «Тарковский», «Кубрик» встречалось даже «Киносемиотика». Если привести аналогию из мира IT, то Zettelkasten была бумажным аналогом реляционной базы данных. Иными словами – это была бумажная Википедия.

# Николь: ощущения на кончиках пальцев

Сегодня с утра, лениво позавтракав вчерашней шарлоткой, я заметил заголовок в газете WAR Times. Слегка подрастерявшая былой эффект неожиданности привычная утренняя полоса заявляла, что «Война продолжает мстить своим критикам».

# I. Сеанс

Помню, как полгода назад впервые пришел на сеанс и застал Николь в тогда еще необустроенном кабинете.